Я видел, что Джанель жалеет меня. Как же, я приехал к кинотеатру на такси, один, теперь вот стою в очереди за билетом. Она рисовала себе романтический сценарий. Я — ее прежний, пребывающий в забвении муж, который смотрит в окно и вдруг видит ее, свою бывшую жену, со счастливыми детьми и новым спутником жизни. На ее карие, с золотыми блестками глаза навернулись слезы.

Я знал, что выигрыш будет за мной. А вот симпатичный парень на пассажирском сиденье «Роллса» понятия не имел, что эту партию ему суждено проиграть. Но для этого мне предстояло потрудиться. Я начал задавать вопросы о его работе, и он запел как соловей. Я изобразил крайний интерес, он нес и нес обычную голливудскую чушь, и я, конечно, видел, что Джанель нервничает и злится. Она-то знала, что он пустышка, но не хотела, чтобы это стало известно мне. А потом я снова стал восхищаться автомобилем, и вот тут парень вошел в раж. Через пять минут я знал о «Роллс-Ройсе» куда больше, чем мне хотелось. Но я продолжал восхищаться чудом английской техники и повторил слово в слово шутку Дорана, которую уже не раз слышала Джанель. Сначала спросил, сколько стоит машина, а потом с милой улыбкой сказал:

— За такие деньги она должна и минет делать.

Джанель эту шутку ненавидела.

А парень смеялся, смеялся и смеялся.

— Никогда не слышал ничего более смешного.

Кровь бросилась в лицо Джанель. Она посмотрела на меня, но тут я увидел, что очередь вновь двинулась и мне пора занимать свое место. Я сказал парню, что рад был с ним познакомиться, заверил Джанель, что новая встреча с ней доставила мне безмерное удовольствие.

Два с половиной часа спустя, выйдя из кинотеатра, я увидел припаркованный у тротуара «Мерседес» Джанель. Сел на переднее сиденье.

— Привет, Джанель. Как тебе удалось избавиться от него?

— Сукин ты сын, — процедила она.

Я рассмеялся, наклонился к ней, она меня поцеловала, и мы поехали в мой отель, где и провели ночь.

В ту ночь она очень любила меня. Но один раз спросила:

— Ты знал, что я приеду за тобой?

— Да, — без запинки ответил я.

— Мерзавец.

Ночь мне запомнилась, но утром все выглядело так, будто ничего особенного и не произошло. Мы попрощались.

Она спросила, надолго ли я приехал. Я ответил, что через три дня возвращаюсь в Нью-Йорк.

— Ты мне позвонишь? — поинтересовалась Джанель.

Я ответил, что времени у меня в обрез.

— Я же говорю не о встрече, а о телефонном звонке.

— Позвоню, — пообещал я.

Позвонил, но ее не было дома. Автоответчик, все с тем же французским акцентом, предложил мне оставить сообщение. Я оставил, а потом улетел в Нью-Йорк.

В последний раз я встретился с Джанель совершенно случайно. Я сидел в своем люксе в отеле «Беверли-Хиллз», у меня оставался час до обеда с друзьями, вот я и не смог устоять перед желанием позвонить ей. Она согласилась увидеться со мной в баре «Ла Дольче Вита», который находился в пяти минутах ходьбы от моего отеля. Я пошел туда сразу и опередил ее на несколько минут. Мы посидели в баре, выпили, поболтали, как случайные знакомые. Она развернулась на стуле к бармену, чтобы тот дал ей прикурить, и туфелькой легонько задела мою штанину, даже не испачкала, но сказала:

— Извини.

По какой-то причине это слово занозой вонзилось мне в сердце, и когда, прикурив, она посмотрела на меня, я не выдержал:

— Не делай этого.

В ее глазах стояли слезы.

В литературе об окончательном разрыве уделяется достаточно внимания последним мгновениям нежности, последним искоркам затухающего костра любви, последнему вздоху перед смертью. Тогда я об этом не думал.

Взявшись за руки, мы вышли из бара и направились в мой люкс. Я позвонил друзьям и отменил встречу. Мы с Джанель пообедали в моем люксе. Я, как всегда, лег на диван, она уселась рядом. Смотрела сверху вниз на мое лицо, чтобы по выражению глаз сразу уловить, когда я ей лгу. Я же любовался ее красотой.

Какое-то время мы молчали, а потом, заглядывая мне в глаза, она спросила:

— Ты еще любишь меня?

— Нет, — ответил я, — но без тебя мне очень плохо.

Заговорила она после долгой паузы:

— Я серьезно, правда, серьезно. Ты еще любишь меня?

— Конечно, — с той же серьезностью ответил я, но тоном дал ей понять, что любовь моя не имеет никакого значения, что нашим отношениям уже не быть такими, как прежде, что она потеряла свою власть надо мной, и я увидел, что она все поняла.

— Почему ты так говоришь? Ты не можешь простить мне наших ссор?

— Я могу простить тебе все, — ответил я, — кроме Озано.

— Но это же ничего не значило. Я просто легла с ним в постель, и на этом все закончилось. Это же мимолетный эпизод.

— Неважно. Этого я тебе никогда не прощу.

Она обдумала мои слова, поднялась с дивана, чтобы налить себе стакан вина, выпила несколько глотков, а потом мы отправились в спальню. И я подумал: а не может ли глупый романтизм любовных историй служить основой для научного факта? Вполне возможно, что среди многих миллионов клеток организма человеческого существа, которое встречается с человеческим существом противоположного пола, есть непарные клетки, которые находят себе пару среди клеток другого существа. И это никак не связано с социальным положением, богатством или умом, никак не связано с добродетелью и грехом. Это естественная реакция клеток организма. Как легко бы тогда многое объяснялось!

Мы занимались любовью, когда Джанель вдруг села, отодвинулась от меня.

— Мне надо домой.

Она не собиралась наказывать меня, я видел, что ей просто невыносимо мое общество. Тело ее сжалось, груди опали, лицо перекосило, как от боли, и она смотрела мне в глаза, не пытаясь извиниться, не пытаясь умаслить мое оскорбленное эго. Просто повторила:

— Мне надо домой.

Я не решился прикоснуться к ней, не решился отговорить. Встал и начал одеваться.

— Хорошо. Я понимаю. Я провожу тебя до машины.

— Нет. — Она уже одевалась. — Провожать меня не обязательно.

Я видел, что ей хочется как можно скорее избавиться от меня. Я открыл дверь люкса. Обошлись без прощального поцелуя. Она попыталась улыбнуться, прежде чем отвернулась от меня, но губы ей не подчинились.

Я закрыл и запер дверь, лег в кровать. Несмотря на то что мы не довели дело до конца, сексуального возбуждения я не испытывал. Отвращение, которое она испытывала ко мне, убило всякое желание, но вот мое эго обиды не чувствовало. Наоборот, меня охватило безмерное облегчение. Заснул я мгновенно. И спал без всяких сновидений, как никогда крепко.

Глава 47

Калли, окончательно решив избавиться от Гронвелта, не считал себя предателем. О Гронвелте позаботятся, он получит огромные деньги за свою долю в казино, люкс останется в его полном распоряжении. Все будет, как раньше, только Гронвелта лишат реальной власти. Конечно, «карандаш» ему оставят. Он по-прежнему сможет приглашать друзей, чтобы те воспользовались услугами казино «Ксанаду». Гости Гронвелта не приносили убытков.

Калли полагал, что он никогда не пошел бы на такое, если бы не инсульт Гронвелта. С тех пор отлаженный механизм отеля «Ксанаду» начал давать сбои. Гронвелту просто не хватало сил для быстрой реакции и принятия правильных решений.

Но все же Калли чувствовал себя виноватым. Он помнил годы, проведенные рядом с Гронвелтом. Гронвелт всячески способствовал его подъему в управленческой структуре «Ксанаду». Калли любил слушать истории Гронвелта, сопровождать его по игорному залу. Это было счастливое время. Он даже предоставил Гронвелту возможность первому вкусить прелестей Кэрол, очаровательной Чарли Браун. На мгновение задумался: а где сейчас Чарли Браун, почему убежала с Озано? И тут же вспомнил, как он ее встретил.

Калли всегда нравилось сопровождать Гронвелта в его ночных обходах игорного зала, которые тот устраивал после обеда с друзьями и уединения с девушкой в своем люксе. Отдав должное наслаждениям плоти, Гронвелт совершал прогулку по своей империи. Искал предателей, как засланных, так и своих, пытавшихся лишить его казино положенной прибыли.