— Позови одну из своих секретарш, — попросил Келлино.

Маломар нажал на кнопку звонка, и девушка возникла на пороге как по мановению волшебной палочки. Как ей и полагалось. Маломар держал четырех секретарш: две охраняли дверь в приемную, две — дверь в святая святых, кабинет. При любых обстоятельствах на звонок Маломара в дверях появлялась одна из них. Но три года тому назад произошло невозможное. Он нажал на кнопку звонка, а дверь осталась закрытой. У одной девушки случился нервный срыв, и один продюсер, работавший на студии по договору, увел ее в соседний кабинет, чтобы излечить поцелуем в «киску». Вторая унеслась в бухгалтерию за какими-то цифрами. Третья не вышла на работу по болезни. Четвертой приспичило отлить, и она решила рискнуть. Наверное, она справила нужду в рекордно короткое для женщины время, но все равно недостаточно быстро. В тот самый момент, когда Маломар жал на кнопку звонка, в приемной никого не оказалось. Маломар уволил всех четырех.

Келлино уже диктовал письмо Кларе Форд. Маломар восхищался его стилем. И прекрасно понимал расчет Келлино. Мысли о том, что у него нет ни единого шанса, Маломар оставил при себе.

— Дорогая мисс Форд, — диктовал Келлино. — Только мое восхищение вашими статьями побуждает меня написать это письмо и указать на некоторые моменты в вашей рецензии на мой новый фильм, с которыми я не могу согласиться. Только, пожалуйста, не подумайте, что я жалуюсь. Я слишком уважаю и ценю ваше мнение, чтобы тратить время и бумагу на пустые жалобы. Я только хочу заявить, что вина за неудачу, если этот фильм — неудача, лежит целиком на мне и обусловлена моей неопытностью. Я по-прежнему думаю, что сценарий написан прекрасный. Я думаю, что весь творческий коллектив работал с полной отдачей, четко выполняя все мои указания. Добавить к вышесказанному я могу лишь следующее: я остаюсь горячим поклонником вашего таланта и буду счастлив, если когда-нибудь мы сможем встретиться за ленчем и поговорить об этом фильме и искусстве в целом. Я чувствую, что мне придется многому научиться, прежде чем я вновь возьмусь за режиссуру, и где мне найти лучшего учителя, чем вы? Искренне ваш, Келлино.

— Не сработает, — разлепил губы Маломар.

— Как знать, — не согласился с ним Холинэн.

— У тебя один выход — уложить ее в постель и трахнуть так, чтобы у нее мозги полезли из ушей, — гнул свое Маломар. — Она слишком умна, чтобы клюнуть на такое письмо.

— Я действительно ею восхищаюсь, — ответил Келлино, — и хочу у нее учиться.

— Какая еще учеба? — Холинэн сорвался на крик: — Трахни ее. Господи! В этом наше спасение. Трахни так, чтобы мозги полезли из ушей!

Маломару они до смерти надоели.

— Только не в моем кабинете. Выметайтесь отсюда и дайте мне поработать.

Они ушли. Маломар даже не проводил их до дверей.

Наутро в своем кабинете в административном корпусе «Три-калчур студиоз» Холинэн предавался любимому занятию. Готовил пресс-релизы, в которых один из его клиентов будет выставлен как сам господь бог. Он просмотрел контракт Келлино, чтобы убедиться, что у него есть на это полное право, а потом написал:

…В фильме также снимались… — Он написал несколько фамилий мелким почерком, показывая, что набирать их надо маленькими буквами. Затем добавил: «Исполнительные продюсеры Уго Келлино и Хаган Корд». И в самом низу, мельчайшими буквами: «Сценарий Джона Мерлина по роману Джона Мерлина». Откинулся на спинку стула, полюбовался достигнутым результатом. Вызвал секретаря, чтобы та все напечатала, попросил ее принести некрологическую папку Келлино.

Любил он ее просматривать. В ней лежали материалы, которые следовало пустить в дело в случае смерти Келлино. Он и Келлино больше месяца работали над ними в Палм-Спрингс. Нет, Келлино не собирался умирать, но хотел заблаговременно позаботиться о том, чтобы после его смерти люди узнали, каким великим он был человеком. В папке лежал длинный перечень тех, кому следовало позвонить, чтобы получить отклик на его смерть. А также подробный план телевизионной программы памяти, рассчитанной на два часа.

Они учли все. И последовательность появления кинозвезд, друзей Келлино, и отрывки из фильмов, и фрагменты двух церемоний вручения Келлино «Оскара» за лучшую мужскую роль. Имелись даже скетчи-воспоминания его лучших друзей.

Далее следовал список тех, кому Келлино помогал, чтобы некоторые из них могли рассказать забавные истории о том, как Келлино вытащил их из глубин отчаяния.

На отдельном листке отмечалось, к каким бывшим женам следовало обращаться за откликом на смерть великого артиста, а к каким — нет. Относительно одной имелось четкое указание: в день смерти Келлино отправить ее на сафари в Африку, чтобы пресса не смогла с ней связаться. Один из экс-президентов США уже прислал свой отклик.

В папке лежало недавнее письмо к Кларе Форд с просьбой внести свою лепту в некрологический цитатник. Ответ Клары показывать Келлино он не собирался. Перечитал его вновь: «Келлино — одаренный актер, который блестяще сыграл в некоторых фильмах, и очень жаль, что он ушел от нас слишком рано, не достигнув того величия, на которое мог рассчитывать с должной ролью и должной режиссурой».

Всякий раз, когда Холинэн перечитывал письмо, его рука тянулась к стакану. Он не знал, кто вызывал у него большую ненависть, Клара Форд или Джон Мерлин. Холинэн ненавидел заносчивых писателей, а Мерлин определенно принадлежал к их числу. Какого хрена этот сукин сын не мог подождать, чтобы сфотографироваться с Келлино? Мерлину он, конечно, рога пообломает, думал Холинэн, а вот до Форд ему, к сожалению, не добраться. Он пытался уволить ее, организовав письма разгневанных читателей, используя влияние «Три-калчур студиоз», но понял, что она ему не по зубам. Оставалось только надеяться, что Келлино повезет больше. Келлино уже встречался с ней. Вчера вечером они вместе обедали. Так что оставалось ждать его звонка, чтобы узнать, чем все закончилось.

Глава 28

В мои первые недели в Голливуде я начал думать о нем как о стране эмпидов.

Эмпиды — пауки. Самки — каннибалы. Во время полового акта у самки просыпается такой аппетит, что в момент экстаза самец остается без головы.

Но эволюция и тут нашла выход. Самец-эмпид научился приносить с собой крохотный кусочек еды, завернутый в паутину. Пока самка разбирается с паутиной, паук седлает ее, совокупляется и убегает в целости и сохранности.

Более продвинутый самец-эмпид сообразил, что паутиной можно обматывать крохотный камешек или чешуйку ржавчины. Тем самым одним эволюционным прыжком паук превратился в голливудского продюсера. Когда я поделился своими умозаключениями с Маломаром, он поморщился, мрачно глянул на меня, а потом рассмеялся:

— Пусть так, но разве ты не готов расстаться с головой только за то, что тебе дали перепихнуться?

Поначалу мне казалось, что все, с кем я встречался, ради успеха готовы перегрызть глотку кому угодно. Но потом меня все больше поражала увлеченность людей, занятых в создании фильмов. Им это действительно нравилось. Помощницам режиссера, секретарям, бухгалтерам, операторам, реквизиторам, сотрудникам технических служб, актерам и актрисам, режиссерам и даже продюсерам. Все они говорили: «Фильм, который я сделал». Все полагали себя творцами. Я заметил, что из всех, кто имеет отношение к созданию фильма, таких слов не произносили только сценаристы. Может, потому, что все остальные считали своим долгом переписать их сценарии. Каждый вносил свою лепту. Даже помощницы режиссера меняли строчку-другую. Жена актера, исполняющего главную роль, частенько переписывала весь текст. Наутро он приносил новый вариант и заявлял, что, по его разумению, он должен произносить именно эти, а не какие-либо другие слова. Естественно, текст этот подчеркивал его таланты, но никак не работал на фильм. Для сценариста все это оборачивалось дополнительными затратами нервной энергии. Все хотели занять его место.